Перед Баку, Астаной и Ашхабадом - новые вызовы - ИНТЕРВЬЮ

  11 МАЙ 2018    Прочитано: 12801

Интервью Vzglyad.az с директором Центральноазиатского института стратегических исследований, экспертом в области международной безопасности Анной Гусаровой.

- Какие тенденции наблюдаются сегодня во внешней политике США в отношении региона Центральной Азии?

- Для того чтобы понимать, что представляет собой Центральная Азия и какое место занимает регион во внешнеполитической стратегии Белого дома, важно обратить внимание на несколько аспектов. Во-первых, это Стратегии национальной безопасности США, главный концептуальный документ, определяющий американскую внешнюю политику. Так вот, анализируя эти документы за последние 25 лет, можно смело утверждать, что Центральная Азия не является приоритетом и не занимает никакой особой роли в американском стратегическом планировании. Этот интерес эпизодичен – сначала это распад СССР со всеми вытекающими последствиями, далее Афганистан, и связанные с этим военно-политические вопросы транзита грузов, теперь это Россия и Китай. Для наибольшей ясности последняя национальная стратегия безопасности Дональда Трампа содержит целый абзац по Центральной Азии в рамках более широкого региона Южной и Центральной Азии.

Во-вторых, это выступления и аналитические документы, посвященные региону. Это еще Фридерик Старр с проектом Большой Центральной Азии, затем видение Хиллари Клинтон – Новый Шелковый путь – и привязка региона к Афганистану. При любом раскладе регион привязан к Южной Азии, и большинство инфраструктурных проектов направлены на выстраивание более тесных экономически важных связей двух регионов. Немного другое видение нашего региона сейчас рассматривается через призму CAMCA (Central Asia-Mongolia-Caucasus-Afghanistan), некий микс субрегионов, имеющих так или иначе общие вызовы и проблемы развития. В этом направлении ведется много дискуссий, однако посыл однозначный – стабильность и безопасность Центральной Азии зависит от стабильности в Афганистане, и наоборот.

В-третьих, платформа С5+1 продолжает активно работать, что не может не радовать. По сути, американцы создали первую площадку, на которой только страны региона активно взаимодействуют, реализуют проекты по разным направлениям – безопасность и экономическое развитие (контртерроризм, энергетика). Поэтому сейчас говорить о каких-то новых тенденциях в отношении Центральной Азии пока не приходится. Регион продолжает оставаться в зоне вторичных интересов США.

Двусторонние отношения развиваются обычными темпами, они направлены в частности на решение афганского вопроса. Об этом говорит активизация сотрудничества с Казахстаном и Узбекистаном по линии военно-политического сотрудничества. С Кыргызстаном немного сложнее обстоит ситуация после закрытия базы и сокращения финансовой поддержки гражданского общества и демократизации.


- Многие эксперты утверждают, что на фоне роста влияния Китая, наблюдается спад американского влияния в регионе. Так ли это?


- Здесь важно понимать о каком влиянии идет речь. Если о военно-политическом, я бы не стала так категорически утверждать, что американское влияния снижается. Скорее наоборот, отношения выстраиваются такими, какими они могут быть у государств, которые находятся на разных континентах. В экономической сфере вряд ли кто-то может соперничать с Китаем. Пекин активизировался в Кыргызстане и Таджикистане, сколько финансовых ресурсов вложено в инициативу «Один пояс, один путь» по каждой стране. Поэтому здесь не приходится снова говорить о спаде. В культурно-гуманитарном измерении США продолжают активно поддерживать образовательные программы, проекты, направленные на повышение правовой, культурной, медийной грамотности, публичную дипломатию. В «мягкой силе» я бы сказала, что американское влияние продолжает сохраняться в регионе на данном этапе. Конечно, будет интересно наблюдать за тем, как в перспективе китайская «мягкая сила», которая сейчас неким чопорном образом выстраивается и набирает обороты в Центральной Азии.

- По предложению США маршрут транзита специальных грузов в Афганистан пойдет из Грузии и Азербайджана через Каспийское море в Казахстан и далее железнодорожным транспортом через станции Сарыагаш, Келес или Бейнеу–Каракалпакия в Узбекистан и далее в Афганистан. Несет ли этот маршрут вызовы для Азербайджана, Казахстана и Узбекистана?


- В вопросе транзита грузов в Афганистан нужно четко понимать, какие специальные грузы пойдут. Этот вопрос, безусловно, вызвал шквал негодований и безосновательных эмоций со стороны российских коллег, которые бурно отреагировали на новость о транзите через Актау и Курык. Даже посольству пришлось отреагировать на эти выпады. Как мне видится, этот или любой другой маршрут несет в себе вызов для России, особенно если он проходит через территории приграничные или же союзные. И сразу же рассматривается как угроза безопасности. Но в этом вопросе есть и другой момент. Безопасность на Каспии и его потенциальная милитаризация рассматривалась и широко обсуждалась достаточно давно, в том числе и американскими военными и конгрессменами, даже доклады и слушания проходили. Поэтому непосредственно сам транзит не представляет никакой угрозы прикаспийским странам, но риторика и без того не лучшие отношения между Белым домом и Кремлем с одной стороны, и иранский вопрос – с другой, ставят перед Азербайджаном, Казахстаном и Туркменистаном новые вызовы.

- Насколько остро стоит проблема терроризма, радикализма в странах ЦА? Насколько успешно спецслужбы стран региона справляются с этими негативными явлениями?


- Все страны Центральной Азии сталкиваются с проблемой терроризма по-своему и реагируют в принципе по-своему. С одной стороны, законы о противодействии терроризму и экстремизму – во многом идентичны, методика противодействия в целом достаточно схожа. Если брать рейтинг глобальный индекс терроризма, то страны Центральной Азии не входят в ТОР-50 наиболее опасных стран. В 2017 году Казахстан занял 67 место, Таджикистан – 72, Кыргызстан – 79 и Узбекистан – 123 из 130 возможных. По этим цифрам тоже можно выводы сделать. Вспомните видео о казахстанцах, воюющих в Сирии.

Если же говорить о количестве иностранных боевиков, то здесь цифры существенно разнятся. По разным данным, несколько лет назад их число составляло порядка 600 боевиков из Таджикистана, 500 из Узбекистана, 350 из Туркменистана, 250 из Казахстана и 100 из Кыргызстана. При этом в 2017 году более только в Казахстане 400 человек находились в местах лишения свободы и были осуждены за экстремизм и терроризм. А за последние пять лет спецслужбы Казахстана предотвратили 38 терактов. Поэтому угроза есть и с ней надо работать.

Что касается возвращенцев, в этом вопросе очень много сложностей. В первую очередь речь идет и дерадикализации в тюрьмах, работе с осужденными, их семьями. Опять же оценивать эффективность таких программ крайне сложно. Во всем мире нет единого или хотя бы одного примера, который бы доказал свою результативность. Нет панацеи, поскольку причины или же критерии радикализации достаточно широки – личные причины, психологические/эмоциональные, социально-экономические и прочие. К примеру, в Казахстане в начале этого года озвучивалась цифра 125 человек вернулось из зоны боевых действий, 57 из которых были осуждены за терроризм. Также за последние несколько лет удалось предотвратить выезд 440 казахстанцев, завербованных террористическими группировками.

При этом есть исследование по террористической группе Аль-Шабааб в Сомали, где было доказано, что угроза рецидива крайне низкая, даже включая тех, кто не проходил программу дерадикализации. Угроза рецидива также изучалась американскими экспертами, которые называли порядка 30% вероятности организации терактов уже осужденными за терроризм. Конечно же, это не исключает других вызовов, таких как дальнейшая радикализация в тюрьмах, как это массово проходило во Франции, к примеру. И в этом направлении требуется комплексная работа органов правопорядка, представителей судебной системы, психологов и теологов, работа с локальными сообществами, обществом в целом. К примеру, в Узбекистане крайне активна система махали в решении этой проблемы. В Казахстане этими вопросами активно занимается общественный фонд «Информационно-пропагандистский и реабилитационный центр «Акниет»».


- Появление современных технологий – Интернета, смартфонов, социальных медиа и т. п. – без сомнения, осложнило задачу правительства, поскольку эти технологии позволяют людям беспрепятственно общаться друг с другом в рамках небольших групп и в конце концов объединяться в более крупные группы. Это является одним из привлекательных способов вербовки потенциальных членов террористических группировок. Какие методы дерадикализации используются в странах региона? Как борются с радикализацией молодежи в интернет-пространстве?

- Безусловно, интернет и социальные медиа являются привлекательным способом вербовки потенциальных членов террористических группировок, в частности ИГИЛ. Но и вместе с тем, эти технологии также являются отличным способом мониторинга и сбора информации, возможностью изучать и оперативно реагировать на ситуацию. И благодаря им работа спецслужб стала еще более эффективной.

Когда мы говорим о дерадикализации, то в первую очередь речь идет о работе с осужденными в тюрьмах. Это прямое значение термина, пришедшего нам из английского языка, и именно в такой коннотации его используют международные эксперты. В русском языке слово пришло по аналогии радикализация – дерадикализация. Поэтому здесь важно разграничивать понятия, а не смешивать все в один котел.

В Казахстане активно ведется профилактика религиозного экстремизма среди молодежи посредством обучения и разъяснительной работы. Кроме того, в рамках государственной программы по противодействию религиозному экстремизму и терроризму и киберзащита блокируют и удаляют сотни материалов и сайтов экстремистского толка.

Как видится, в основном работа по этому направлению ведется в реальном пространстве пока больше, нежели чем в виртуальном. Страны Центральной Азии еще не в полной мере готовы использовать социальные медиа и интернет технологии как возможность противодействия насильственному экстремизму. На данном этапе они больше представляют опасность и, как следствие, наиболее частая реакция на подобные вещи – блокировка социальных сетей, удаление контента. Надо бы смотреть глубже и стратегически подходить к подобного рода неоднозначным вопросам.

Сеймур Мамедов

Vzglyad.az

Тэги: Азербайджан   Казахстан   Туркменистан   ЦентральнаяАзия   США